Непраздная. Часть 2

 Мы продолжаем публикацию очерка Вячеслава Щукина о судьбах двух женщин. В центре внимания автора – жизнь в родной деревне Ивантец Никольского района Вологодской области в 1950-1960-е годы. С теплотой и легкой грустью он вспоминает то время, с большой точностью передает народную речь, пишет о быте, нравах, тяжелой работе, праздничных традициях. За годы, прошедшие с того времени, многое изменилось, нет уже и того деревенского уклада, многодетные семьи стали редкостью. Но судьбоносная история, рассказанная автором, призывает читателей задуматься о смысле жизни и главной миссии женщины на земле – материнстве.

Первую часть читайте здесь.

 Гости из Мурмана

Еще под окошками дома Валя услышала оживленный разговор, поняла, в доме гости. Зашла в избу, за столом сидел Петька Ванькин, родственник мужа, с женой тоже Валентиной. Почувствовала запах духов, фруктов и морской рыбы. Пришли не с пустыми руками, на столе стояла бутылка дорогого красного вина. Подошла к столу, поздоровалась, обнялись с Валентиной и с Петром за руку. Гостья поразила Валю своей свежестью, разодетая в городское платье, красивая, с накрашенными губами, полногрудая, веселая, с золотыми сережками в ушах, с золотым кольцом и золотыми же перстнями на пальцах обеих рук, в новеньких модных туфельках на каблуке, с прической на непокрытой голове.

Щукина Валентина Андреевна, 1957 год, 21 год, г. Мурманск

Валя стояла перед ней босыми ногами на полу, с натруженными руками, опущенными вдоль тела, в деревенском сарафане (парочке), фартуке, с головой, повязанной ситцевым платочком. Перевела усталый взгляд на Петра, тот сидел спокойный и довольный, кудрявая голова без единой сединки, чисто выбрит, надушен одеколоном, в белой рубашке с закатанными рукавами, в брюках с наглаженными стрелками, в начищенных туфлях.

Гостья быстро взяла власть в свои руки:

– Валя, неси-ка тарелки, ножик, я мигом сделаю закуску, отметим встречу, да и праздник сегодня, Преображенье.

Валя (Наташенкова) подала нож, тарелки, пошла в куть (на кухню) за хлебом, по пути размышляя: «Посижу немного, корова еще не пришла с пастбища, да ведь буди скотину и робята застанут, подою маленько попозже».

Той порой гостья разложила по тарелкам конфеты, виноград, персики, яблоки, груши, нарезала колечками финский сервелат, другие колбаски. Попросила еще один нож для рыбы, открыла баночку икры, велела мужу распечатать консервы с печенью трески. Хозяйка нарезала домашнего хлеба из печки, ржаной колобан (говпан) своим ароматом перебил все запахи.

Сели за стол, выпили по рюмочке кисло-сладкого вина. Валя только пригубила, помня о своем положении, похвалила напиток. Гостья обратилась к хозяевам:

– Ну, рассказывайте, как тут у вас в деревне?

Иван Ильич в шутку возмутился:

– Ишь ты как заговорила, сама-та давно ли из деревни, помним, как в лаптях ходила, да в маткином сарафане.

Валентина не обиделась:

– Все было, время прошло, вон сколько и у вас поди много поменялось?

Валя покивала:

– Да, тепере в колхозе деньги дают, а не трудодни, тракторов понагнали, да две машины есть, у брата твоего Кольки да у Вани Дунина. В город ездим на машине, по целому кузову стоя народу набирается, друг за дружку держимся. До моста через Юг доедем и все вылазим, обратно опять за мостом собираемся.

– Ой, Валя, ладно колхоз-от, сами-то как?

– А цево сами-ти? Скота полон двор, тепере за сенокос не бранят, косим в колхоз, потом нагребем и себе, больше, конечно, на дальних сенокосах на Буеве, в Отноге, на Мохарниках, на Каменнухе. Бывает, достанечча и в Пертюге либо в Мосенковом логу на Иванче. А Ковка, твой брат, дак и поближе ухватил, в Довгом, наверх Бечевы, да в Юрьевиче, Доровичу да Седуниху косят, наверх гавкуна поженьки, дак и то копешки ставят. Неште хоть и далеко, косить-то да грести на тракторе в телеге катают, а зимой сено-то на лошадях вывозим, по паре дают, дак Ваня с робятам в каникулы-ти почти и выташшат по два-ти воза в день. Зимой работы мене, дак робят в школу надо собрать, утром пока собираючча, дак скотину пораньше обряжу, потом их накормлю да отправлю…

Иван Ильич выразительно посмотрел на заметный уже живот своей супруги, но смолчал, довольный перевел взгляд на гостей и спросил:

– А вы-то как там на городах?

Петр Иванович, обычно молчаливый, после выпитого винца разговорился:

– А у нас один Игорь, Валька больше не хочет.

Валентина (Тетеренкова) встрепенулась:

– Как это не хочу, это ты все бубнишь – чего нищету плодить.

Петр Иванович молча встал, пошел покурить, про себя думая: «Сама на аборт сбегала, я не посылал». Недобро посмотрел на супругу. Пока мужики курили, обе Валентины разговорились. Гостья стала рассказывать:

– На юг ездили, сначала в Гагры, потом в Сочи, в море покупались, позагорали, были в санатории по путевке от Петиной работы. Отпуска много еще осталось, так и еще пожили, квартиру недалеко от Сочи сняли, море рядом, хозяева уважительные, хорошо отдохнули. Игорька не брали с собой, у бабушки оставили.

Валя (Наташенкова) говорит:

– Видала у Машки, все с ребятами бегает с Енькиными, да с вашими Тетеренковыми. Бабушка глаз с него не спускает, да все равно на реке-то со всеми, хорошо хоть пруд в это лето рано отпустили, неглубоко, под Слудой купаючча да у Егорка Бычина, в кочею-то, на мельничу Мария Степановна не велит ходить, да ведь хто знает, за ребятишкам не уследишь, токо ште все плавать умеют…

В свою очередь поинтересовалась:

– Поди как в раю на югах-то? Тепло, фрухты, зелениет кругом, люди баско одеваючча, ну да ведь поди-ко разболоконные загорают-то, да все снимают с себя, ковды в море-то забродят. Да, токо отдыхай.

Валентина (Тетеренкова) утвердительно закивала:

– Лежу на пляже, закрою глаза, вспоминаю свое детство, молодые годы, как в войну с бабами пахали на себе, голодали после войны. Уж потом на молоковой работала, фляги со сливками да с молоком таскала, ладно хоть досыта наедаться стала. А теперь что, не жизнь, а малина. И в Мурманске нам хорошо, квартира новая, большая, две комнаты, кухня, прихожая, лоджия, все удобства, правда, седьмой этаж, так лифт работает. Приду с работы, дров не надо, вода дома холодная и горячая, душ, ванная, на кухне электроплита. В холодильнике чего только нет, в баре всякие вина. Работаю в торговле, заведующей магазином, весь дефицит у меня есть, а чего нет, так у подружек в промтоварах все достану. Кругом блат, хоть в поликлинике, хоть зубы вставить, хоть путевку на юг, да все могу. Давай-ка, Валя, по рюмашечке, пока мужиков нет, вино вкусное.

Валя замешкалась, хотела отказаться, но потом махнула рукой – а давай по полной. Бабы чокнулись и выпили, смакуя пьянящую жидкость. Зашли мужья, Иван Ильич с порога объявил:

– Валя, корову робята застали, иди доить.

«Что удумала?»

Валентина нехотя встала, пошла за подойником, положила кусочек хлеба, сняла с жердочки тряпки и направилась к выходу. Воображение хозяйки все еще было занято картинами южного моря, и как ей представлялось, райскими садами.

Через несколько шагов она оказалась в привычной обстановке, зашла во двор, хлевный запах, которого она раньше не замечала, ударил в нос. Осмотрела свой халат, в нем она всегда ходила обряжаться, не очень чистый и с таким же запахом, да еще стал ей тесноват из-за выпирающего живота. Положила руки на живот и вдруг с силой навалилась на перегородку, ребенок взыграл. Валентина отпрянула и как в оцепенении подошла к корове, стала ее бить по хребту ладонью. В ответ на такой жест корова всегда резко поворачивалась и старалась головой оттолкнуть хозяйку. На этот раз Пеструха медленно повернула голову и коровьими глазами вопросительно посмотрела на Валентину, потом тихо помычала и стала лизать ее руку, потом живот. Валя постепенно начала приходить в себя, дала корове хлебушек, мокрой тряпкой обтерла вымя, потом еще раз сухой прошлась по всем долям и соскам, поставила скамеечку, села доить. Пальцы дрожали, но привычные движения скоро успокоили натруженные ладони. В голове вихрем проносились мысли: «Ведь Ваня ждет девочку, хочет назвать ее Таней. Дочка Лида тоже хочет сестренку. Дура я, дура, что удумала».

Слезы брызнули из глаз, капали на халат, на подстилку. Валя еле сдерживала рыданья, не заметила, как молоко в вымени закончилось, она просто сидела на скамейке и держала подойник между ногами. Корова размахивала хвостом и часто оглядывалась, но стояла не двигаясь. Валентина тяжело поднялась с подойником в руке, другой рукой поставила скамейку у стены, погладила Пеструху, перекрестила ее и вышла из хлева.

Уже на веранде вытерла слезы, прошмыгнула в куть (кухня) и долго возилась, разливала молоко по кринкам, налила банку Вале с Петей, умылась, переоделась, к гостям выходить все не решалась. Вышла в другую комнату, на стене висели иконки, Валя устремила свой взгляд в святой угол, ей показалось, что Богородица смотрит на нее с укоризной. Валентина упала на колени, стала неистово креститься: «Прости меня Матерь Божья, Пресвятая Богородица». Больше она ничего не знала, только повторяла эти слова, наклоняясь до пола, слезы опять хлынули у нее из глаз.

За этим занятием и застал ее муж. «Валя, ты чего тут, хоть бы самовар поставила, да и гости ждут». Валентина поднялась и скрывая лицо, не глядя на мужа, пошла хлопотать на кухню. Иван Ильич предупредил гостей:

– Сейчас самовар поставит, дак придет.

Давно по-деревенски не гуляла

Валя умытая и переодетая поставила самовар на стол, все уже подпили, ничего не заметили. Гостья вдруг заявила:

– Ой, поплясать бы, да попеть, давно по-деревенски не гуляла.

Сбегали за соседом через дорогу. Федюшка Полашин зашел с тальянкой и с порога заиграл, гостья пустилась плясать, каблучки зацокали по полу, она остановилась:

– А пойдемте-ка на улицу, там простору больше.

В Никольском районе чтут народные традиции. Праздник деревни «Где песня льется, там легче живется», 2022 год

На звуки тальянки и Валентинины задорные частушки быстро собрались соседские бабы, стали в кружок. Деревенские певуньи соревновались, кто звонче да завлекательнее споет частушку гармонисту, мужики больше показывали удаль в пляске. Пришел еще гармонист Паша Якименок. Встали в шеренги и с двумя гармошками, перепеваясь, пошли вдоль Зарички по улице, по дороге присоединялись мужики, бабы, молодежь. Спрашивали, что за праздник? Дак в гости Петька Ванькин с Валей Тетеренковой приехали! Да ведь и Преображенье сегодня по-старому! Ой, да какая разница, погуляем. Над деревней протяжно неслись женские голоса:

Ягодиночка моя,

Хорошо играите-о-о-ой,

Каково у вас на сердце,

Про мое не знаете-о-о-ой.

Мужики протяжно громко вторили:

П-по деревнюшке пройдем,

Простукаем, пробрякая е-ом,

Ково надэ поколотим,

Лишка не к-калякае-о-ом.

Валя не плясала, пока была у дома, вынесла пива деревенского и угощала соседей, теперь шла под руку с Олей Овденькиной и Валентиной, пела со всеми. Она ощутила единение с соседями, со всей деревней, ловила приветливые, добрые взгляды деревенских баб, отвечала тем же, радовалась со всеми.

Незаметно прошли Заричку, остановились у дома брата Петра, Еньки Валькина, поплясали с припевкой:

Поиграй повеселяя,

Паша Якименочек,

На гуляния приехал

Милый мой миленочек.

Повернули к Угору, перешли мостик через речку Марию. Угоряна уже ждали, на хромке играл мой отец, брат Валентины Тетеренковой Николай, угорские бабы пели:

Скоро, скоро я уеду,

Скоро ветер унесет,

Тетеренкова машина

Повезет, не затрясет.

Пока двигались по Угору, вся улица заполнилась народом, бабы с мужиками шли шеренгами, сзади молодые, тоже в рядах задорно распевали более современные частушки:

Вася мой, Вася мой,

Да и я-то Васина.

Вася юбочку купил,

Я ее покрасила.

Толпа ребятишек сопровождала шествие с обеих сторон деревенской улицы. Так докатились до клуба, навстречу шли ряды гаревлян, тоже с гармошками, на тальянке играл Гаря Васихин.

Образовали большой круг, плясали и пели все попеременку. Дошло до кадрили, пары составляли мужья с женами, молодые парни с девками. Под кадриль играл на тальянке самый талантливый гармонист Митя Саламат. Играл так задорно, что подплясывали все, даже ребятишки и более старшие, которые уже кадриль не водили.

Тут же угощали деревенским пивом, свежими пирогами на мелу из печи. Собрались опять в круг. Митю сменили другие гармонисты, стало темнеть, народ не расходился. Кто-то из гаревских мужиков спел задиристую частушку:

Иванчана плуты-воры,

Да еще грабители,

Ехал дедунька с навозом

И того обидели.

Поддатенький Коля Оринкин, мужик немалого роста, подошел к обидчику и взял его за шиворот: «Ты чево против нас?» И дал ему оплеуху. Гаревляна дружно набросились на Кольку с кулаками. Кто-то крикнул: «Наших бьют». Бабы и девки с визгом разбежались по сторонам. Началась свалка, затрещал штакетник, в ход пошли колья. Гармонист заиграл под драку.

Старко подошел к игроку:

– Постой, не играй, пора останавливать.

Зычным голосом заорал:

– Кончай, хватит, башки проломите!

Мужики бросились растаскивать дерущихся. Васька Петехин с подбитым глазом подошел к столику с пивом, попросил стаканчик, ему налили, залпом выпил, заговорил:

– Ну-ко гаревляна, подходите ко столу, прощаю всех.

Подходили гаревляна и иванчана, пили, выпивали по стаканчику. Васька попросил хромку, заиграл под частушки, сам запел:

Мы гуляли, вышибали

Из окошек косяки,

Неужели нас посадят

За такие пустяки.

Мужики подхватили, немного поплясали, стали расходиться. Шли кучками, рядами, гармонисты играли, бабы перепевались, мужики на ходу подплясывали. В разных концах деревни до полночи слышались бабьи голоса и звуки гармошек.

Обе Валентины, Оля Овденькина, Анюша Пушина, Санька Федюшиха и сам Федюша шли вместе. Федюша играл на тальянке, Иван Ильич с Петром Ивановичем пели мужские частушки нарастяг, приплясывали, бабы спевались, перешли за речку Марию, стали расставаться.

Валя (Наташенкова) пригласила зайти в дом, все отказались, сославшись на ночь, соседи разошлись по домам. Валя забежала в дом, гостей просила подождать, вынесла бидончик молока, подала Валентине (Тетеренковой), на этом расстались. Гости пригласили хозяев к себе повечеровать в ближайшие дни, а то ведь скоро уезжать в Мурманск.

Дома было тихо, дети спали. Иван Ильич, едва раздевшись, тут же уснул. Валя зашла в комнату, перекрестила всех и вернулась к себе. Устало опустилась на кровать, накрылась одеялом, сразу не заснула, раздумалась: «Как могла додуматься до такого – избавиться от собственного ребенка? А что, если бы выкидыш? Что бы стала делать, всяко не зажила бы как Петя с Валей, как бы посмотрела в глаза мужу Ване, который никак не может еще забыть утонувшей в речке прошлой весной дочери Танечки. Ведь он уже решил, если родится девочка, назовем Таней. И для ребят, и дочки Лиды это было бы новое горе».

На сенокос ходили всей семьей. Семья Подольского Николая Алексеевича (третий справа) на сенокосе, начало 1970-х годов 

Слезы опять подступили к горлу, ребенок пошевелился в животе, Валентина стала успокаивать себя: «Слава Богу, Господь отвел, да и нарадовалась за вечер-от. Вон как вся деревня погуляла, все хорошо, кабы не драка. Дак ведь ните, мужики да парни все деручча на праздниках-то, как без этого, никово не изувечили, да и ладно, помирились да опять вместе пляшут, пускай им, раз кулаки чешучча, износят синяки-ти». С этими мыслями заснула, спала тревожно, вздрагивала, утром муж сказал, что говорила во сне, только не понял о чем.

Валентина с Петром, попрощавшись с родней, пошли ночевать к матери Петра Ивановича, гостили у нее, да и сынок все лето под ее приглядом. Валентина вдохнула воздух полной грудью:

– Хорошо в деревне отдыхать, веселяя чем в Мурманске, прямо помолодела, сил набралась больше, чем в санатории. Пою еще не хуже деревенских, не забыла, да и ноги носят, наплясалась вдоволь. Гармонисты хорошо играют, особенно Митя Саламат на тальянке, да и Федеша с Пашей ничего, а как Гаря с Васей Вариным, дак не шибко понравилось. Ванька Сергин с Новоселом Митькой и те со своими тальянками пришли, наши лучше играют, чем гаревляна.

Валентина продолжала:

– На хромке лучше всех Васька Петихин сыграл, вон как выводит, ну и брат Коля с Миколенком тоже ничего, а у гаревлян-то только Валерик Корепин попиликал да Серега Огашин ните нешто. Зато гаревские задорно пляшут кадриль, особенно твоя сноха Анна с Лампием, да Женька Феклискина с Володей мужем, да еще Анна Гарина с Саньком.

Свекровь ждала, свет не гасила, в доме Валентина рассмотрела порванный рукав на рубашке у мужа и грязь на штанине, напустилась на Петра:

– Что в драку ввязался? Немолодой уж.

Петр Иванович задорно, даже молодцевато, посмотрел на супругу:

– Молодость вспомнил, ха-ха.

Валентина отмахнулась:

– Ну тебя с твоей молодостью, хорошо хоть не посадили.

Петр Иванович в ответ только усмехнулся. Мария Ивановна пригрозила:

– Тише, чего орите, Игорь спит в той комнате, изба чуткая, розбудите.

Полезла на печь и им велела ложиться, погасили лампу...

Третью часть читайте здесь.

«Верховажский вестник» №66 за 6 сентября 2024 года