Непраздная. Часть 3

13.09.2024

 «ВВ» продолжает публикацию художественного очерка Вячеслава Щукина о жизни в вологодской глубинке 1950-1960-е годы. В центре внимания автора – истории двух женщин, они вписаны в повествование о деревенском укладе тех лет. Автор очень внимателен к деталям, рассказывая о быте и нравах, крестьянском труде, взаимоотношениях в семье и между односельчанами, а также о личных чувствах и переживаниях. Его герои искренни и непосредственны, несмотря на непростую жизнь в деревне, они могут и пошутить, и частушку спеть на злобу дня. С большой точностью автор передает особенности местного говора жителей родной деревни Ивантец Никольского района Вологодской области. Описание событий строится на рассказах старожилов и личных детских и юношеских воспоминаниях о том времени.

К большому сожалению, пока верстался этот номер, мы получили известие, что Вячеслав Николаевич Щукин скоропостижно скончался... В память об авторе и в дань уважения к его подвижнической деятельности, направленной на сохранение духовно-нравственных ценностей, традиционной народной культуры, мы опубликуем его последнюю работу – это очерк полностью в ближайших номерах.

 

Вторую часть читайте здесь.

 

Деревенское утро

Деревня стала просыпаться под крик петухов, по всей округе понесло дымком. Печи затопляли рано, чтобы успеть до работы испечь пирогов, подового хлеба (чолпанов из ржаной муки), поставить в печь суп и жаркое, наварить картошки скотине, нагреть воды для мытья посуды.

Заскрипели ограды, послышался звон колоколов на коровьих шеях. В каждом стаде была своя вожатая с большим колоколом и маленькие звоночки на шеях у телят, чтобы не потерялись в лесистом пастбище. В Заричке и на Угоре было четыре стада и одно маленькое Зарекой (часть деревни располагалась за речкой Кипшеньгой, ее и называли Зарека). Было еще огромное стадо овец, около 300 голов.

Улица стала быстро наполняться мычаньем коров, бабьими криками, веселыми шутками. Хозяйки провожали коров и телят до околицы, потом стадо гнали по очереди за реку до мельницы, а то и до речки Доровицы. Часто вместо хозяек стада провожали ребятишки. Бабы возвращались домой, не заходя в избу, выпускали овец.

Улицы зазвучали блеянием, звоном боркунцов, криками баб на непослушных ярок и баранов. Овцы гуляли вокруг деревни на лугах и в самой деревне, поэтому к осени вокруг домов была почти голая земля, траву выгрызали до корня. Овец провожали недалеко, снова возвращались и выпускали свиней. Те с визгом выбегали из ограды и, хрюкая, высматривали подобных себе особей, собирались на Гарином лугу, около конюшни. Последних выпускали кур и гусей, и те дружно, свободно разгуливали по улице. Собаки их почему-то не трогали, если такое случалось, то собак, увы, …уничтожали, делал это сам хозяин. Таков был порядок в деревне.

Героиня материала Валентина (Наташенкова) с мужем Иваном Ильичом, детьми и родственницей  

На какое-то время наступало относительное затишье, все завтракали, пили чай, парное молоко со свежим хлебом. Мужики с утра ели суп или щи с бараниной из печки, на столах была и каша из печки с коровьем топленым маслом или топленым салом. Хозяйки собирали в полевые сумки еду мужьям на работу, а себе складывали в узелки, обязательно клали вареные яйца и молоко в стеклянных бутылках, огурцы с грядки, свежий хлеб, соленое сало, запеченные стегна баранины, нарезанные ломтиками, кто-то брал суп в баклажке (банка с крышкой). Угощали друг друга и рыбой из Мурмана, летом в деревне было полно отпускников, те привозили целые чемоданы соленого и копченого палтуса, трески, зубатки, консервов, печени трески, даже красной и черной икры.

После завтрака по всей деревне начиналось движение. Слышалось ржание лошадей, скрип телег, где-то заводился трактор, все это на фоне работающей сушилки, а потом и мерных звуков от работы веялок и сортировок на зернотоке.

 

«Севодни на лен»

Наташенковы еще сидели за столом, забежал бригадир Миша Васькин:

– Валя, севодни на лен на Крутое поле с зариченскими. На склад мужиков пошлю, а то бабы жалуючча, тяжоло. Ночью-ту робята старшеклассники на складе робили, много ячменя натарили.

Валя коротко ответила:

– Ладно.

Пригласила на чай, Мишка отказался:

– Ишшо не всю деревню обежав, наде угорянам ишшо наряд дать, а то я прямо с конторы через склад, да к вам в Заричку.

Скоро и Оля Овденькина в окошко постучала:

– Валя, пойдем, бабы собираючча у Шутки на уличе.

Валя показала ребятам, где еда, самим поесть, чем скотину кормить, велела застать поросят и овец, те приходят домой раньше коров, дала задание на работу в огороде и по дому что сделать, вышла.

У Шуткинова дому было шумно, бабы обсуждали вчерашний праздник. Говорили о нарядах, больше всех похвалы досталось Оле Овденькиной, у нее муж Василий шил на швейной машинке «Зингер», обшивал всю деревню, конечно же, жене шил замечательные сарафаны с кофтами (парочки).

В деревне в 60-е годы платья почти не носили, и на работу, и на праздник ходили в сарафанах с кофтами и вышитом фартуке. Надевали льняные сарафаны с кофтой с воланами, ситцевые сарафаны с лентами, расшитые фартуки или также с лентами, опоясывались кушаком. Все женщины и девушки, тем более девочки носили на голове платочки, тоже вышитые или магазинные. На работу нередко ходили в лаптях, особенно на сенокос или в лес за ягодами и грибами.

Синтетические ткани я впервые увидел на приезжих из Мурманска. Они в них показывались в деревне, хвастались, а потом все равно надевали привычные сарафаны, в них было легче телу и удобнее.

От одежды уже на пути в поле перекинулись на гармонистов, проходя мимо Екименкова дома, пропели:

– Поиграй повеселяя, Паша Екименочек…

Досталось Васе Варину, не дотягивал мехи у тальянки, приходилось убыстрять и укорачивать песни «по деревне» на последнем слоге, самом распевном. Повосхищались Митей Саламатом:

– Играет ровно, вокурат, а ишшо на тальянке играет писни как на хромке, все умиет.

Пока шли по Зимняку, хвалили гаревлян за кадрель (кадриль), а своих мужиков за трояка да за начищенные сапоги:

– Хорошо выплясовали, а глико ведь и мурманчана не забыли, хоть и в ботиночках, дак резово притоптывают.

 

Работа спорилась

За разговорами да шутками незаметно подошли ко Крутому полю. Там уже стояла колотилка с трактором, околачивать снопы от головок льна, мужики подвозили на лошадях снопы из суслонов, складывали в кучу около колотилки.

Бригадир быстро распределил всех по местам, кто-то грузил снопы на телеги, кто-то подавал их на колотилку, другой отбрасывал обдернутые снопики на погрузку. С нагруженными лошадиными телегами мужики и подростки развозили лен на поле через дорогу для расстила по клеверной отаве.

На уборке льна

Зариченных баб поставили на расстил льносоломки. Бабы брали снопы, развязывали их и расстилали тонким слоем на траву. Работа спорилась, поле быстро покрывалось сплошными лентами льна. Мужики едва поспевали подвозить снопы.

Подростки надумали соревноваться с мужиками и между собой, кто быстрее нагрузит телегу и подвезет снопы бабам на расстил. Проворно ездил Ваня Марикин на своем Бурке, стройном коне со стриженой гривой, запряженном в ухоженную упряжь на новой телеге.

За ним не отставал его брат Степан на вороном коне Ветробое, крупном, с большими копытами русском тяжеловозе. Потом вырвался вперед Ваня Егорихин на Соколе, очень крепком, широкоспинном вороном жеребце. Никому не хотел уступать серый конь Майко, готов был сорваться на галоп, его еле удерживал сын бригадира Ваня Микишин. По пятам шел Володька Саламат, сын гармониста Мити на школьном Сивке. Не спеша трусил за ним Егор Бычин на маленьком гнедом коньке с двойной кличкой Рыжко-Белогривко. Рядом колыбался высокий гнедой, тоже с двойной кличкой Рыжко-Милиционер, управляемый неспешным Митькой Новоселом.

Очень резво носился по полю сын председателя колхоза Коля Олешкин на карем мерине Герое. Видя непомерную резвость Коли и азарт возчиков, Старко скомандовал:

– Сыснотя надэ работать, водиком, а то лошадей упарите, да и баб поди уж загнали.

Бабы подхватили:

– Не поспеваем за вам, маленько потише.

Егорко Бычин подначил:

– Ага, пошти отплясали вчерась на празднике, дак и спины не гнучча.

Бабы захохотали:

– Ты-то старый, чево не плясав? Клюшка мешает?

Егор заерзал на возу:

– Вот я вас клюшкой-то по спинам отхожу.

Бабы захохотали еще звонче:

– А ведь тебе, Егорко, с возу-ту не слезти, а ежели и слезешь, дак не догнать.

Старко подзуживает Егора:

– Слизь-ко, Егорко, с возу-ту, да догони которую, ха-ха-ха.

Егор не растерялся:

– Ты не на возу сидишь, сам догони.

Аристарх Григорьевич за словом в карман не полез:

– А мне, Егор, нельзя за девкам бегать, Анюшка узнает, дак пирогов не напекот.

 

«Пора и паужинат»

Женщины наперебой заорали:

– Ой, дак, Старушко, у нас с собой много всяких пирогов-то, угостим.

– Да и правда, бабы, пора паужинат, да уж и ись захотелось, подемте-ко к колотилке, уж и супом запахло. Кто варит-то севодни?

– Дак опять Галинка Петихина. Ой, укусной варит суп-от, подемте.

Стали усаживаться в круг. Прямо на землю бросили снопы, развязали узелки, выложили снедь на платки, за супом подходили со своими блюдами.

Егор поставил лошадь недалеко, расслабил подпругу, разуздал коня. Направился ко всем, запнулся и попадал, клюшка отлетела в сторону, стал подниматься, ругаясь. Кто-то из мужиков помог ему. А бабы не успокаиваются:

– Егор Иванович, лови которую-нибудь, пока сидим. Клавде не скажем.

Под общий хохот Егор пригрозил клюшкой и уселся со всеми. Коля Оринкин ходил вокруг колотилки, делая вид, что осматривает, нет ли где соломки между вилами. Старко покликал Колю:

– Иди, садись с нам, то суп остынет.

Оринкин промычал что-то невнятное и опять копается. Соседка по деревне Марта Микишкина не выдержала:

– Иди, Николай, а то все съедим, тебе не останется.

Коля подошел с натянутой кепкой на глаза, и, краснея, заговорил:

– Простите меня, вчера праздник всем испортил… Выпил стопочку водки. Марта, твой Володька полумерок принес, раздавили на троих, вот голова-та и одурела.

Старко резонно заметил:

– Да, эта разорва дурит башку-ту, не поште-то мурманчана привозят с собой, встречу им отметить надэ, как не придут, все «Московскую» выставят, да ишшо в поллитровках, не то что полумерок.

Ковка Миковкин подхватил:

– Пиво-то наше деревенское веселит, а водочка как бодяга будоражит.

Коля, смущаясь, еще раз попросил прощения, бабы хором заговорили:

– Ладно, Николай, садишь давай ись, а то еда остынет.

Ненадолго все затихли, только слышался звон ложек об миски да тихие похвалы поварихе. Тут Митя Саламат решил высказать свое виденье происшедшего на празднике:

– Молодечь, Ковка, хорошо влепил Петьке Барину, пускай не заедаечча, ишь при всех на нас плуты, воры да ишшо грабители.

Спокойный Ковка Катькин завозражал:

– Дак веть он в шутку частушку пропел…

Ему не дали заговорить:

– А пусть другие частушки поет, нечего терпеть, открой рот, дак и в рот залезут, и лапти околотят.

Ваня Рыжков-младший подхватил:

– Ишь как гаревляна-ти Петьку поддержали, с кулаками на Кольку бросились, не зря мы их поколотили.

Иван потер подбитый глаз, бабы захохотали:

– А и вам, мужички, досталось!

Мужики оживились:

– Боле досталось, вон Толю Гришкина, экого верзилу с ног сшибли. А Ковка Тетеренок с Федюшей Полашиным гаревлян как снопы кидали на землю, знать, оба в пограничниках служили.

Ковка Миковкин аж подпрыгнул и, подняв указательный палец вверх, значительно проговорил:

– Приемы в этом деле шибко важны. Тут и нос не расквасишь, и на землю уронишь, а упал, все, побежден.

Мужики утвердительно закивали головами, поддержали глубокую мысль Миколенка.

Бабы заверещали:

– Хватит вам про драчу, ись силы, дак еште, без нас обсудите.

Все успокоились, особенно Коля Оринкин, все его переживания остались позади, в какой-то мере он почувствовал себя даже героем, с аппетитом ел суп, мужики подмигивали ему:

– Не трусь, Микола, на Гари к Лидьке побежишь, дак дай нам знать, ежли чево гаревляна, дак мы тут кат тут.

Обычно после таких драк никто никому не мстил, тем более, если ходили к своим подружкам. Другое дело, если рот розел на занятую девку, там разборки не миновать.

Работали быстро, а вот ели не спеша, чинно, угощали друг друга пирогом с грибами, с черникой, кто с малиной, капустниками, рыбниками. Кто-то успевал с утра испекчи пряжоник или шаньги на сметане, блины. Потихоньку стали подниматься, благодарили повариху.

Кто-то не удержался, спел частушку:

– Ох, теща моя,

Хуже лихорадки,

Шти варила, пролила

Зятю на запятки.

Галинка Петихина встрепенулась:

– Ково это я облила?

Бабы успокоили:

– Все хорошо, неково не облила, укусной суп, все довольные, вот и поют.

«Стали усаживаться в круг. Прямо на землю бросили снопы, развязали узелки, выложили снедь на платки...»

Валя Наташенкова легко поднялась и пошла с бабами на клеверище расстилать лен, про себя размышляя: «Как хорошо все-ти вместе и еда укуснее, и работать не тяжоло. Что бы я сейчас одна, дома, ведь если бы выдавила робенка, севодни не бывать на роботе, а вдруг бы чево хуже, как у Вальки Овдиной, все ровно бы и народ узнал. Валька-та сама намаялась, заболела, без детей осталась, да ишшо и на Колыму сослали. Приехала из Магадана-то, мужика привезла, нечего вроде, токо боячча ево, говорят, заключенный, убив ково-то. Хто ево знает, а так културной, нас с бабами всех сфотографировав и вместе, и парами, и по одной, да по-всякому. Пусть их живут, токо вот дитей у их нет, видно из-за Вальки».

Валю резануло по сердцу от мысли, что она хоть и с детьми, а могла остаться еще без одного ребенка, так желанного для мужа и ребятишек. Бабы заметили задумчивость Валентины:

 – Чево размечкалась, все ишшо праздник воспоминаешь?

Валя слукавила:

 – Дак гости вчерась были – Петька Машкин с Валей Тетеренковой.

 – Ну как они живут-то в Мурмане?

– Да чево, не как мы, не уробились, по курортам издят, один робенок. Оставили Игоря Петиной матери да и хвост задрали куды подальше.

Надька Миколина неодобрительно покачала головой:

– Как это один, как воспитать-то одново. Да ведь и боязно, мало ли чево бывает, в большом городу живут.

Соседка Евстолья подхватила:

– Эдак, эдак, Надька, вон ты одна, без мужика, четверых родила, да одна и тянешь.

Надежда выпрямилась:

– Ничего, старшие уже подросли, помогают, да и люди не забывают, братья, сестры тоже с городов наедут, всего навезут. Да и так, то посылку, то денег пошлют.

Бабы сочувственно посмотрели на Надежду, знали, нелегко ей приходится, но все порадовались, что держится бодро, не унывает.

Принялись за привычную работу – расстил льна, потом его поднимают, ставят в конуса (бабки), потом вяжут в снопы и развозят по домам. Дома перебирают, т.е. отделяют сорняки от соломки. Очищенные снопы собирают и увозят на лошадях на Кимков двор, где складируют, потом на лошадях, позже на тракторах и машинах везут сдавать на Теребаевский льнозавод.

Фото из архива дочери героини и из открытых источников.

Четвертую часть читайте здесь

«Верховажский вестник» №68 за 13 сентября 2024 года

Комментарии (0)
Свежий номер
vk  ok


администрации района