Непраздная. Часть 4

 Продолжаем публикацию художественного очерка Вячеслава Николаевича Щукина о жизни в вологодской глубинке в конце 1950-х – 1960-е годы – в Никольском районе Вологодской области. В центре внимания – две истории, две судьбы: многодетной матери и женщины, потерявшей единственного сына. Личные переживания вплетены в повествование о жизни в деревне, ее укладе, повседневных заботах. В живых диалогах с большой точностью переданы особенности местного говора. Автор с теплотой и легкой грустью вспоминает то время, свое детство и юность, своих земляков. И эта его работа сейчас, после его скоропостижного ухода из жизни, воспринимается как завещание, как посыл – помнить свои корни, хранить связь с малой родиной, держаться за семью и близких. Вячеслав Николаевич внес большой личный вклад в сохранение традиционной народной культуры Русского Севера, духовных нравственных ценностей, вел просветительскую работу, писал статьи в нашу газету, готовился издать книгу…

Третью часть читайте здесь

«Первого числа Манька не была, в город издила...»

Со льном у меня связаны воспоминания о моей трудовой биографии в колхозе «Рассвет», где я короткое время работал бригадиром. Среди женщин уборкой льна занималась моя мама Щукина Валентина Ивановна. Мне был всего 21 год. С утра давал наряд на работу, в течение дня надо было посмотреть, как работают на уборке картошки, в поле, к комбайнам съездить, заглянуть на склад, на скотный двор, на конюшню, бывало, что и в поле на лен к бабам, а вечером в деревенский клуб провожать девчонок. Записи всех работ и бывших на работе людей вел нерегулярно.

Вячеслав Щукин, 22 года

В конце месяца садился за составление нарядов, в черновой тетрадке много пробелов. Обращаюсь к матушке:

– Мама, вот первого числа давал наряд тем-то, тем-то бабам, а кто был, не записал.

Мама садилась рядом со мной за стол и вспоминала:

– Первого числа, середа (среда) Манька Ивунькина не была, в город издила. Галинка, Санька Егорова не была, стирала. Шутка была, Дуня Марина была. Наташка Ениха не была, Еня не отпустив. Анютка Екименкова не пришла.

И так далее… на каждый день всего месяца. Мама просматривала в своей памяти каждый день и вспоминала даже разговоры, которые велись в этот день, помнила, кто опоздал на работу и по какой причине. Это с четырьмя классами.

Уже повзрослев, я из рассказов маминой сестры Александры понял, откуда у моей мамы была такая память. Их дедушка Щукин Михаил Захарович, живя в деревне, знал три иностранных языка, немецкий, французский, итальянский. После составления нарядов ходил по деревне и под роспись всех знакомил с составленными записями. Бывало, возражали:

– В этот день я работала, не пришла назавтра.

Я делал пометки, ничего не исправляя, и потом приносил маме на просмотр. На следующий день мама с бабами обсуждали мои пометки, вместе устанавливали истину примерно так:

– Помнишь, в этот день снопы отвозил Егорка на Белогривке, Ваня Марикин на тракторе, у Егорка еще супонь развязалась на хомуте?

Все соглашались:

– Да, это было так.

А кто в этот день не был, говорили:

– Ой, бабы, я и правда этого не помню.

Малограмотные женщины обладали в большинстве хорошей памятью. А уж о сообразительности и говорить нечего. На деревенском празднике девки с парнями переговаривались при помощи частушек, каждой ситуации девки припевали то, что заслужил плясун. Парень тоже не терялся и отпевал достойно, метко, никого не обижая, нередко частушки выдумывали на ходу, причем в рифму и по делу.

Традиции и опыт поколений

В 1996 году мне пришлось побывать в Череповце, там разыскал бывшего директора нашей школы, которая еще вела уроки химии и биологии, звали ее Анна Тимофеевна Карманчикова. Посидели вечер у нее дома в квартирке, вспоминали мои школьные годы и ее работу в нашей деревне. Анна Тимофеевна помнила многих моих одноклассников и учеников других классов, расспрашивала, как сложилась их судьба. Потом сказала:

– 30 лет проработала в разных школах Череповца, в колледже, но таких способных учеников, как в нашей деревенской школе, не встречала.

Меня сначала это удивило, но потом я вспомнил свою учебу в Вологодском молочном институте. На занятии по химии решали химические задачи, меня преподаватель вызвала к доске и начала диктовать задание. Я быстро записал, пока остальные дописывали условия задачи, я ее решил. Наталья Борисовна (преподаватель) удивилась, дала еще задачу, произошло то же самое (я ведь был лучший ученик в школе). На занятиях сидели три группы вместе: с агрофака, зоофака, ветфака и технологического факультета, ребята и девчонки со всего Советского Союза.

Преподавательница после занятия предложила мне перейти на технологический факультет, там много химии. Я отказался, знание химии и биологии вместе мне показалось более интересным. Отучился на факультете ветеринарной медицины и не пожалел.

Из нашей школы вышли военные, как минимум два полковника, один из них служил начальником военного завода. Мой сосед Володя Пестерь открыл алмазы в Европейской части России. Другой сосед, друг моего детства Толик, всю жизнь изобретал оружие, в том числе самое грозное. Наша деревня не отличалась от других деревень нашего района, поэтому и много известных людей родила наша никольская земля, это и генерал Бетехтин, мой отец бывал в их семье в детстве, маршал И.С. Конев и другие.

Почему так было? Я думаю, здесь несколько причин. Бросалось в глаза деревенским и приезжим – это многолюдство, многодетность в деревне. Причем детей можно было узнать, как у нас в деревне говорили, по обличью. То есть, дети были похожи на родителей внешне, а кто жил подольше, видел и отличительные черты потомков каждого рода по поведению, способностям и наклонностям.

О чем это говорит? О строгих нравах, о целомудрии девушек и парней до брака и о хранении чистоты в браке. Важную роль играла трезвость населения. Пили пиво деревенское, допьяна не напивались, или уж за очень редким исключением в те годы.

Водку и вино сначала завозили гости из Мурманска, потом поехали в магазин грузовиками. До 90-х годов прошлого столетия деревенские жители питались исключительно естественной пищей. Свой хлеб на мелу из-под пива, то есть не на покупных дрожжах, пекли подовые колобаны из ржаной муки, смолотой на водяной мельнице из ржи, выращенной на деревенских полях, часто рядом с мельницей (Курково поле, все заречные поля).

Мясо, молоко, яйца, овощи из своего хозяйства, ягоды, грибы из леса, рыба из речек. Чистая природа без удобрений и химикатов до 60-х годов. Благоприятное звуковое пространство. Не было ни радио до 60-х годов, ни телевидения до 70-х. Кругом пение птиц, утренние зорьки с петухами, по вечерам и в праздники звуки тальянок и хромок под задорные напевы, которыми деревенские жители выражали свою радость.

А радоваться было от чего. Женщины много двигались, легко и много рожали, были здоровы, а раз женщины здоровы, здоровы были их мужья и дети. Частая смена крови при достаточно регулярных родах обновляла женский организм, как и было задумано Творцом, поэтому женщины, несмотря на нелегкую работу, были свежи и бодры.

Мужчины, закаленные трудом, не отравившие себя куревом и алкоголем, на мясных деревенских штях и жарком из баранины, были настоящие богатыри. Плюс ко всему тысячелетняя культура семейных отношений, которая заключалась в простой деревенской избе, где муж слушался Бога, жена слушалась мужа, поэтому дети слушались родителей.

Бог давал детей, давал и средства для содержания через полезный труд всего семейства и силы для воспитания, через многовековые семейные традиции и жизненный опыт предыдущих поколений. В одной избе жили бабушка с дедушкой, родители, их дети, а бывало и внуки, пока не построили рядом избу для женатых сыновей. Нельзя не отметить как полезную вещь отсутствие нагнетания обстановки через радио, телевизор, а теперь и интернет. Люди не были подвержены воздействию сатанинских сил через названные предметы.

Главный молитвенник

Несмотря на закрытие церкви Воздвижения Креста Господня в 1938 году, народ продолжал сокрыто молиться, вера оскудела, но не исчезла совсем. В деревне были люди, которые не скрывали свою приверженность к Богу, носили кресты, открыто молились принародно. Верующие собирались в домах и молились по воскресеньям и праздничным дням, иконы были во всех домах.

Крестовоздвиженская церковь, фото конца ХХ века

Главным молитвенником в деревне был Сано Согряной, брат Старка (Аристарха). Жил Сано (Щукин Александр Григорьевич) на самом берегу речки Ивантец. Там-то и повстречалась с ним Валя Наташенкова в один из осенних дней.

С утра Валентина отказала бригадиру, на работу не собралась, постирала. Склала белье на коромысло и пошла полоскать. Расположилась на мостике, встала на коленки и приступила к работе. Холодная речная водичка обжигала пальцы, но скоро привыкла. Сама полоскала, сама выколачивала палкой выполосканное белье, прозрачная вода уносила мыльные пузыри. Так, не подымая головы, почти все выполоскала.

Рядом послышались тихие шаги. Валя подняла голову, мимо проходил Сано Согряной, мужчина невысокого роста, с бородой, в лаптях, с клюшечкой. Перекрестясь, произнес:

– Помогай Бог тебе, Валя.

Валентина сразу не сообразила, что ответить, в деревне обычно в таких случаях говорили: «Бело на платье». Переводя дух, ответила:

– Ой, спасибо, Олексан Григорьевич.

Сано, глядя на женщину добрыми глазами, произнес:

– Стоишь как на молитве, на коленях, ну да и понятно.

Валя согласно закивала головой:

– Стоя на ногах-то, уже не наклониться, живот больно велик.

Глаза у Сана радостно засветились:

– Видно, девка, скоро принесешь, дак береги себя и ребеночка.

У Валентины от такого сочувствия вдруг брызнули слезы из глаз, она осмотрелась, вокруг никого не было, со слезами заговорила:

– Дак ведь чуть беды не случилось.

Александр Григорьевич подошел поближе:

– Ште стряслось, бабонька?

– Дак робенка чуть не убила.

Сано сразу не понял, переспросил:

– Какова робенка?

Валентина прижала обе руки к животу и с плачем, дрожащим голосом выдавила из себя:

– Дак которого ношу.

И стала гладить свою округлость, как бы прося прощения у своего дитя.

Выражение лица у Сана сделалось серьезным, где-то даже суровым, потом, смягчившись, Александр Григорьевич заговорил:

– Ну ведь обошлось, слава Богу, донашиваешь, теперь-то ни тебе, ни ему нечево не угрожает.

Валя торопливо заговорила:

– Нет, нет, я уж пожалела о том, что хотела сделать, а все равно на душе тяжело.

– У Бога-то прощения просила, покаялась?

– Дак как каяться-то? Церква закрыта, попа нет, говорят, в Устюге есть, дак туды далеко ехать, да и не на чем.

Александр Григорьевич с резоном ответил:

– Да, церкви все закрыли, поразрушали сами-жо, но ведь Бог-от, Валя, везде. Мы вот за тебя помолимся, когда соберемся на молитву, не бойся, никому про твою оплошность не расскажу. Будем молиться о здравии непраздной Валентины со чадами и домочадцами. Иван-от у тебя коммунист, тебя к нам не отпустит. Иконы-ти дома есть, дак ты стань на коленки да и помолись, покайся перед Господом Богом, расскажи ему все, да и попроси прощения, да не одинова поклон положи, сколь могош, не переусердствуй.

Валентина перекрестилась, облегченно вздохнула:

– Спасибо тебе, Олексан Григорьевич, легше мне стало от розговору с тобой.

Сано перекрестил Валю, потом перекрестился сам:

– Слава Богу, пойду, девка, спаси тебя Господи.

Валя смотрела вслед небольшому мужичку, размышляла про себя: «Правду в народе говорят, мал золотник, да дорог. Сколь много доброты у Сана, на всех хватает, ни с кем в деревне слова худого не скажет, никому ни в чем не откажет, ни худо не посоветует».

Быстро дополоскала, пошла домой, обратный путь показался короче, да и ноша как будто облегчилась.

Валя развесила белье по жердочкам, зашла в дом, никого не было, ребята в школе, хозяин ушел в деревню. Тихо, только тикают часы. Встала перед иконами, опустилась на колени, шепотом произнесла:

– Господи, бес попутал, все на себя надеялась да на Ваню, а Ваня старой, про тебя, Господи, в тот момент забыла, да ишшо Валя с Петей пришли, эдакие разодетые, да богатые, да про юга рассказывают, да про Мурман, вот с ума-то и свихнулась, чуть беды не наделала.

Валя завопила:

– Дура я, дура-о-ой, прости меня, Господи-и.

Тут она успокоилась, какая-то сила подняла ее с колен. Немного постояв, пошла на кухню, обернулась, ей показалось, что Богородица смотрит на нее радостным взглядом. В душе Валентины и по всему телу разлилась осязаемая радость.

 Несмотря на закрытие церкви Воздвижения Креста Господня в 1938 году, народ продолжал скрыто молиться

Он тоже увидит эту красоту

Гости разъехались по городам, а в деревне текла жизнь своим чередом.

Валя ходила со всеми на работу в поле. Как-то еще было в начале сентября, шла со Стрелки через Васькины увалы. Отстала от баб, захотелось поести лесной смородины, увидела кустик с ягодами на берегу речки и остановилась, бабы с пониманием посмотрели на нее и пошли дальше. Валентина с удовольствием насыщалась, удивлялась себе, так много съела, хотелось еще, и ягоды казались такими сладкими, что даже кисловатый привкус как-то делал смородину необычной и желанной.

Увлекшись, не заметила сначала плавающую в Ивантецком плесе утку с утятами, утята были большие, но все стайкой устремлялись за мамкой, стоило ей куда-то отплыть. Они были так близко, что удалось разглядеть глаза, перышки, носики. Валя притихла и зачарованно смотрела на это многочисленное счастливое семейство. Большие птенцы ныряли, доставая рыбок, чистили носами перышки, окунали головки, мамочка зорко смотрела за всеми. Тихонечко пошла от берега, утка заметила движение, крякнула, утята бросились наутек, сначала быстро поплыли, потом полетели, взвились над пожней и скрылись за лесом.

«Утята были большие, но все стайкой устремлялись за мамкой, стоило ей куда-то отплыть...»

Женщина посмотрела им вслед и …увидела небо, необычно зелено-голубое, глубокое и теплое, услышала переливы воды по каменистому дну речки. Пошла по тропинке вдоль берега, открылась деревня, дома стояли на горке, в свете сентябрьского солнца они показались ей теремками. Валя удивленно смотрела вокруг, все до боли знакомое с детства ей виделось прекрасным, она положила ладони на живот, остановилась.

В мыслях пронеслось: «Я не одна, я ношу человечка, он тоже увидит эту красоту, нашу деревню, наш лес, наши речки, своего тятю, братьев и сестер, и я увижу тебя, и ты увидишь меня». Тепло от сердца разлилось по телу, она слышала биение своего сердца, и кажется, сердечко малютки.

Валентина подняла руки к небу, захотелось взлететь, не хотелось расставаться с таким состоянием, которое было больше радости, она стояла и не уходила. Застрекотали сороки, видно, кто-то приближался к кустам с другого берега речки. Валя опустила руки и, убыстряя шаг, пошла в деревню, тепло и радость не покидали счастливую мать, она замедлила шаг и пошла тише, боясь, что кого-то встретит и ощущения покинут ее.

Фото из архива сестры автора и Ольги ГУЛИНОЙ

Продолжение следует

«Верховажский вестник» №70 за 20 сентября 2024 года