Непраздная. Часть 5

 Продолжаем публикацию художественного очерка Вячеслава Щукина о судьбах двух женщин, реально живших в родной деревне автора – Ивантец Никольского района: многодетной матери и потерявшей единственного сына. А по большому счету – эта повесть о смысле жизни, о главных традиционных ценностях, о том, что приносит настоящее счастье. С большой любовью и вниманием автор описывает то ушедшее время, 1950-1960-е годы: как жила деревня, как был устроен быт, домашнее хозяйство, чем занимались женщины, мужчины, дети, как распределялись обязанности в семье. Внимательно, в деталях пишет и о труде, и о минутах отдыха, о деревенских праздниках, чем питались, как одевались, о традициях и обычаях. Отличительная особенность повествования – бережное отношение к манере и особенностям народной речи, местного говора.

Это – своего рода портрет того времени, того поколения, уходящая натура традиционной русской северной деревни.

Четвертую часть читайте здесь

Посиделки

С полей и огородов все убрали, скотину застали во дворы. Бабы перебирали лен у себя в сальниках (сальник – холодное помещение перед двором). Перебранный лен увозили, часть оставляли для себя. В каждом доме были мялки, на которых костру отделяли от волокна. Полученные поесма (длинные волокна в пучках, вмещаемых в согнутую ладонь) трепали трепалом (трепало – легкая прозрачная досочка с вырезью для руки). При помощи трепки отделяли оставшуюся на волокне костру. Потом поесма чесали специальным чесалом, отделяли мелкие частички костры от волокна. Получалось чистое, блестящее поесмо длинного льняного волокна. Два-три поесма укладывали в пучок кудели и привязывали к преснице и пряли.

Прясть собирались у кого-то в доме по несколько человек, бывало, рассаживались по всем лавкам и даже приносили табуретки, чтобы всем хватило места. Начиналась работа с пением, рассказами деревенских новостей и русских народных сказок. Для нас, ребятишек, это было чудесное время.

Под тихое жужжание веретен бабушки и мамы распевали длинные песни:

«Зимушка, зима, зима морозлива,

Не морозь, зима, да добра молодца,

Как с мужем жена да не в ладу жила,

Не в ладу жила, да мужа извела.

Мужа извела, мужа извела, заживо свела.

Мужа извела, сама домой пошла.

На скамью села, горько заплакала,

Проклинала жизнь как замужем жить.

Со мужем жена – в доме госпожа».

Потом наша любимая сказочница Таня Егориха начинала рассказывать сказки. Мы, ребятишки, плотно садились и, раскрыв рты, не шелохнувшись, внимательно слушали ее. Хорошо помню, что в школе на уроках родной речи и потом литературы нам было легко, все сказки мы уже знали почти дословно.

Каждый вечер у Татьяны Федоровны были для нас новые сказочки или придуманные ею рассказики, как она называла, россказни, про старую деревенскую жизнь. Бабушки вспоминали прежние времена (родились и жили в царское время, задолго до образования колхозов, в начале 30-х годов).

Кипел самовар, бабули складывали пресницы и усаживались за стол, приносили с собой кусочки комковатого сахара. Таня Егориха угощала медом сотовым от своих пчел. У моей бабушки, где чаще всего и собирались, всегда были пироги, часто пряжоники, сочни гороховые или на холодной картошке, блины, картовные тетери. Кто-то приносил с собой варенье, калачи из ржаной или ржано-пшеничной муки. Бывало, приносили сусло, если у кого варилось деревенское пиво. Само пиво на посиделки не приносили. Чаепитие превращалось в богатое застолье со степенными разговорами.

Деревенские женщины, д. Ивантец Никольского района Вологодской области, 1950-е годы 

Нас, ребятишек, тоже приглашали за стол со всеми. Перед началом трапезы кто-то крестился, глядя на иконы, кто-то шептал про себя еле слышно, поминая Господа Бога и Богородицу. За вечер выпивали не один самовар. Чаще пили кипяток, заваривали редко, если кто приносил с собой заварку, особого восторга от чая не испытывали. Бабушки обычно говорили:

 – Налей-ко, Оленка, кипятоц-кю.

 – Цяю-ту не подлевать?

 – Да не надо, ноне попила, дак кое-как уснула, поуночи провороцялась, поди-ко от цяю, ну ево к ноце-то, вот утром дак нецево, токо густо заварю дак серце колотицца. Робята пьют, а я теперицца не хочу.

Мужское дело

Мужики по вечерам подшивали валенки для своей семьи, а то и для соседей, чинили хомуты, седелки, сшивали уздечки или порвавшиеся вожжи. Сано Согряной и Ванька Сергин делали санки для ребятишек, лыжи, полозья гнули из распиленных на четверти березовых стволов. Енька Ванькин гнул полозья для конных саней, мастерил сани, дровни, полусанки для трелевки бревен. Мой отец делал одречи для телег, брал колеса деревянные у Еньки Ванькина, который не только гнул полозья, но делал и деревянные колеса, обтягивал их железным полотном.

Отличным столяром был сосед Енька Ондрюшкин, под стать ему Пашка Петрушкин. У Пашки отлично получались рамы и косяки для окон и дверей, сами двери избяные и банные. Оба делали мебель от табереток до кроватей и шкафов. Был свой печник Петя Пепа. Срубы рубили все, так же, как и строили дома под ключ.

Кузницей заведовал кузнец Вася Марин, ковал от подков для ковки лошадиных копыт до запчастей к сельхозмашинам, понятно дело гвозди, скобы и другую нужную в хозяйстве утварь.

Валенки катали два Егора, Егор Ванихин и Егор Бычин. Ванька Сергин мастерил лодки из еловых досок, был еще и мельником на водяной мельнице, знал, как забирать пруд, как оборудовать слань, четко знал все устройство самой мельницы.

Наши мужики сами строили мосты через реку Кипшеньгу, высокие, с арками, с защитой от ледохода, без всякой техники забивали сваи. Делали без проектов, передавая умение из поколения в поколение. В соседних деревнях Нигино и Физиново жили мастера по изготовлению тальянок. В Нигино два брата Короленки, Ваня Шамарёнок, их изделия славились на всю Россию, никольская тальянка звучит и поныне.

Конечно же, ткацкие станки, пресницы, мялки, трепала тоже изготовляли наши деревенские мастера.

Мой прадедушка Василий Иванович Нестеров гнал деготь. Другой прадедушка Сверчков Яков Григорьевич шил из овчины полушубки, шапки, кафтаны, имел две ножные швейные машины «Зингер».

Езда на конях – одна из детских забав. Рыжков Вася, Щукин Вася и Щукин Вова, 1972 год

По рассказам старожилов, нашими мужиками был собран за один день храм Воздвиженья Креста Господня, остатки которого сейчас расположены около деревенского кладбища. Пришли утром – чистое место, пошли домой к ночи, оглянулись – храм с куполами стоял полностью собран.

Деревня жила своим трудом, достаточным, чтобы обеспечить всех своих жителей всем жизненно необходимым, даже лечились у бабушек-травниц. Одной из таких лекарок была моя прабабушка Сверчкова Анна Алексеевна, она не только собирала лекарственные травы в лесу, в поле, на лугах, но и выращивала их у себя в огороде. Ее труды долго еще окружали бабушкин дом, в ограде росла ромашка лекарственная, у забора чистотел, в огороде почечуй, подмаренник и много чего. Кто-то заговаривал зубную боль, снимал переполох от испуга. Были и свои бабки-повитухи, поэтому бабы рожали часто, много и безбоязненно дома, в бане или где придется.

Материнское счастье

Валя Наташенкова поехала рожать в больницу, видимо, отчасти из-за возраста, ей было уже 45 лет, отчасти из-за того, что пыталась воздействовать на свою беременность. Устроилась в родильное отделение. Сходила в больничную баню, и скоро не очень легко разрешилась девочкой. Рожать для Валентины было делом привычным, но все же немного тревожилась. Обстановка больничная, да и возраст, впрочем, все получилась немного дольше, чем дома. Услышала крик младенчика, радость переполнила все ее существо, все осталось позади, как бы забылось.

Акушерка поднесла кроху Валентине, объявила:

– Девочка.

Валя протянула руки, чтобы взять младенца, но медсестра отстранилась:

– Потом, сейчас обработаем пуповину, принесу кормить.

Вышла. Сердце Валентины билось от перенесенного напряжения, от радости и от ожидания возвращения дочурки. Попыталась встать и бежать вслед за дочкой, и ей сказали:

– Полежи пока, скоро принесут.

Кажется, прошла вечность, пока дождалась. Наконец сестра подала завернутую в пеленки малышку. Мать смотрела на свое сокровище, впитывая глазами и сердцем каждую черточку ее личика, глазок, головки, ловила ее тихое посапывание, прижала к себе, дала грудь.

«Кушай, моя маленькая, вырастешь большая, умная, красивая и счастливая...»

Малютка открыла глазки, ловила губами сосок, начала сосать. Валю охватило знакомое чувство беспредельной любви к этой крохе, она как бы растворила ее в себе, все ее существо переполняла радость, бесконечное счастье быть мамой. О предстоящих заботах не думала. Немного погодя осознала – счастья хватит всем, и ей самой, и Ване, и старшим детям, и, конечно же, доченьке.

В какое-то мгновенье Валентина подумала, что ее счастье заполняет весь мир, больницу, город, родную деревню, наверное, оно простирается до Мурмана, где жило много родственников и наших деревенских. Ее мир на этом и заканчивался, потому что за жизнь она ничего не видела, кроме своей деревни и города Никольска. Она представляла, что ее счастье разлилось везде, даже там, где она никогда не была. Валя невольно прижала дочурку к груди, как бы боясь выронить или упустить самое дорогое, что у нее есть на свете. Девочка перестала сосать, открыла глазки.

Валентина, глядя на кроху, стала прищелкивать языком, заговорила с ней:

– Понравилось мамино молочко, насытилась?

Потрогала ее за носик, малютка пошевелилась, покряхтела и снова прильнула к груди, закрыла глазки и принялась сосать.

Иван Ильич приехал за женой с ребенком на машине, с Ваней Дуниным. Роженицу посадили в кабину, сам забрался в кузов, за мостом ждали деревенские, как всегда набрался полный кузов.

Отмечать рождение дочери Иван Ильич начал еще в городе у родственников, продолжили в кузове, передавали «Московскую» со стопочкой друг другу, пили только мужики, бабы поздравляли, но к водке не прикасались. На ходу приплясывали и пели задорные частушки.

Счастливый отец аж помолодел, вместе с ним радовались все. Доехали быстро, не замечая ям и колдобин, ни разу не буксовали. Иван Ильич пригласил всех к себе гульнуть. Часть подвыпивших мужиков согласилась, остальные, еще раз поздравив Валю и Ивана, разошлись по домам.

Дома у Наташенковых собрались родственники, соседи. Валя унесла девочку в другую половину избы, положила в зыбку. Вернулась к гостям, накрыла стол, поставила самовар, сбегали за Федюшкой Полашиным. Иван Ильич под Федюшину тальянку выплясывал, несмотря на возраст, пел озорные частушки, Валя пригрозила ему пальцем:

– Ваня, потише, дочку разбудишь.

«Здесь вся моя жизнь…»

Как и предполагалось, девочку назвали Таней. В сельсовете в Нигине, где выдавали свидетельство о рождении, Ивана Ильича знали хорошо. Секретарь вручила документ и поздравила Ивана со словами:

– Двенадцатый раз вручаем Вам, уважаемый Иван Ильич, свидетельство о рождении ребенка, желаем вам и вашим детям, жене крепкого здоровья и процветания.

Председатель сельсовета присоединился к поздравлению и добавил:

– Приходи, Иван Ильич, зарегистрируем еще, если пожелаешь.

Наташенок, как всегда, отшутился:

– А запросто, какие наши годы.

Довольный сел верхом на конторского коня Казбека и поскакал в деревню. Подъехав к Зимняку, остановился, окинул взглядом просторы, деревенские улицы, гордо подумал: «Здесь вся моя жизнь, здесь родились мои дети, у меня их больше всех». Ударил по стременам коня, по бокам, натянул поводья. Казбек рысью понес седока с горы до моста через Ивантец, потом по Заричке, до дома не переходил на ступь, словно чуя настроение хозяина.

С порога Иван направился к зыбке, дочурка спала. Валя только что кормила ее грудью, стал внимательно рассматривать. Девочка чертами напоминала старшую сестру, была похожа и на мать, и на отца.

Крупные овалы глазок унаследовали материнскую красоту, чуть растянутые губки от улыбки во сне намекали на веселый нрав батюшки. Улыбнувшись жене, Иван Ильич тихо вышел из комнаты. Валя появилась следом, прибежали ребятишки из школы. Все дружно уселись за стол. Валя поставила большое блюдо квашеной капусты на скатерть посреди стола, разложила по блюдам, поставила чугун с горячей картошкой из печи. Потом поставила чугун штей еще горячих, запахло распаренным мясом и овсяной кашей. Иван нарезал подового хлеба, уже остывшего, но еще хранящего тепло печи.

После штей Валя выставила большую глиняную плошку со свежей бараниной, разваренной уже после большого жара, упревшей до мягкости и специфического аромата, ели кто с луком, кто с чесноком. Потом вынесла пареницу из чугуна, это блюдо готовилось просто, опускали в чугун с водой некрупную репу или брюкву и давали распариться до коричневого цвета мякоти.

Потом Иван поставил шумящий самовар на стол, Валя разливала кипяток, чай из трав доливали по желанию, поставила мисочку с медом, уже не жидким, тут же расположили блюдо с сотовым медом со своей пасеки.

Валя принесла из кути большое блюдо шанег (оладьи на сметане), сидели тихо, говорили мало, после еды дети рассказывали родителям про свои успехи в школе, и дальше отец раздавал задания на работу по дому. Свои обязанности были у всех: девочки помогали матери, ребята носили дрова в печки, таскали воду с колодца на питье себе и поения скотины. После того, как справились с задаваниями, все разбегались по деревне играть со сверстниками, вечер посвящали урокам. Так было каждый день. В субботу добавлялась топка бани, стирка белья и полоскание на речке, все делали вместе.

В воскресенье в школу не идти, с утра помогали родителям и мчались на улицу, шумной ватагой затевали игры. Летом – вышибала, городки, езда на конях, плавание на плотах, купание, рыбалка, потом походы в лес за грибами, ягодами. Подростки, девочки и мальчики, лет с 12-14 привлекались на сенокос, с семи-восьми лет многие теребили лен в поле, т.е. работали на колхозной работе. В старших классах грузили навоз на тракторные телеги, потом грузили свежескошенную траву на силос. На свою скотину заготовляли сено, ломали осиновый лист наравне со взрослыми дети всех возрастов с шести-семи лет.

Зимой я со своим отцом рубил лес на постройку двора. В Переволоке, помню, морозный день, январские каникулы, я учился в шестом классе, спиливали сосны пилой поперешкой. Держась за ручку пилы обеими руками, я помогал отцу свалить огромные сосны. Как-то дерево пошло в другую сторону. Отец крикнул:

– Отбегай!

Я бросился в глубокий снег, завяз в сугробе, упал, дерево грохнулось рядом, ни меня, ни отца не задело. Было страшно, но мы продолжали спиливать следующие деревья.

После этого рубка березовых дров мне казалась легкой и простой работой, березы были тоньше и падали куда надо. Так проходило детство ребятишек в нашей деревне, и, я думаю, в других деревнях тоже.

Расти умной и счастливой

Труд, перемешанный с детскими забавами, ожидал и маленькую Таню, а пока сестра Лида ласково улыбалась малютке, гулила с ней по-младенчески, старшие братья играли с ней побрякушками, качали зыбку, чтобы быстрей уснула.

Валя, как и все бабы, сразу стала работать, перебирала лен, пока Танечка спала. После обеда приходили ребята из школы, поочередно нянчили сестренку. Валя кормила дочурку грудью и снова уходила в сальник, занималась льном для колхоза и для себя. Вечерами пряла лен и шерсть от своих овец , вязала носки, варежки для ребят. Танюшка подросла, узнавала всех, охотно гулила, ребята носили ее по избе, показывали печку с горящим огнем, подносили к киске, смотрели в окно на улицу. Весной гуляли с малюткой по деревне, держа ее на руках, летом играли с ней в песочке.

Как-то Ваня уехал в город покупать школьную форму, взял ребят и Лиду, чтобы примерить обновы, росли быстро, приходилось каждый год обновлять одежду и обувь, не все подходило от старших братьев, а Лида была самой старшей.

Валентина осталась с малышкой, кормила ее. Малютка выпустила грудь из ротика и улыбалась, довольно кряхтела и снова набрасывалась на мамино молочко, держась ручонкой за тугую грудь. Валя тихо разговаривала с дочуркой:

– Соси, соси, моя маленькая, кушая больше, вырастешь большая, умная, красивая, счастливая, выйдешь замуж, нарожаешь деток.

Дочка опять выпустила грудь и, глядя на маму, радостно перебирала ножками. Детская радость передалась немолодой уже матери, и Валя снова, как с первенцем Сашей, ощутила себя молодой и красивой, и, конечно же, счастливой...

Валентина (Наташенкова) в центре с дочерью Таней, зятем и внуками

Этот день и этот душевный разговор со своей крохотной дочуркой Валентина вспоминала всю жизнь. Потому что, как она и пожелала доченьке, Таня выросла умной и красивой. Вышла замуж, родила троих детей, до сих пор живет в родительском доме. Работала заведующей детским садом в нашей деревне Ивантец. Всю жизнь была рядом со своей мамой Валей, которая дожила с ней до 77 лет.

Эту историю Валентина Наташенкова рассказала мне в присутствии уже взрослой дочери Татьяны, ничего не утаивая. Закончила свой рассказ словами:

– Вот чуть беды не натворила, а Таня теперь меня и докармливает.

Таня смотрела на маму любящими глазами, Валентина прижалась к дочери и прослезилась.

Фото из семейных архивов и открытых источников

Шестую часть читайте здесь

«Верховажский вестник» №72 за 27 сентября 2024 года