"Закатившаяся запонка" Очерк о событиях 1921 года в Вельском уезде Вологодской губернии, связанных с кулацко-эсеровским контрреволюционным восстанием Часть 1

К 100-летнему юбилею Мартовского восстания мы публикуем очерк Василия Короткова, который в юности был свидетелем тех событий, а позже общался с людьми, принимавшими в нем участие, изучал исторические документы. Несмотря на прокоммунистическую оценку (очерк написан в советские годы), он интересен живыми воспоминаниями, яркими историческими подробностями. В первой его части, которая представлена вниманию читателей в этом номере, Василий Петрович рассказывает о подготовке восстания и той ситуации, которая сложилась в уезде в послереволюционные годы.

В марте 1921 года население Вельского уезда Вологодской губернии, особенно волостей, расположенных в южной части, пережило трагические события. Организованное кулацко-эсеровскими элементами восстание крестьян против советской власти, направленное на насильственное изменение прогрессивного развития вельской деревни, по массовости втянутых в эти события людей было далекоидущим контрреволюционным замыслом.

В уезде в год, предшествующий восстанию, кулацко-эсеровскими авантюристами был организован «Союз хлеборобов». Время восстания было назначено на период наибольших экономических трудностей для молодой, имеющей в условиях уезда лишь двухлетний возраст власти Советов, руководимых коммунистами.

В обзоре, предпринятом автором, приведены действительно произошедшие события и их детали, следствием которых был очевидцем, или рассказанных очевидцами.

Становление Советской власти, развитие деревни по пути, указанном В.И. Лениным, не проходило всегда гладко, без препятствий и трудностей. Борьба между старым и новым была всегда, старое, отживающее, сопротивлялось, новое – нарождающееся, наступал и побеждало.

События 1921 года в этом плане были проявлением диалектического характера развития и их осмысление представляет известный интерес для краеведения, для тех, кто стремится познать историю своего края.

Разговор с соседом

Яркий, еще по-летнему теплый для южной части Вельского уезда сентябрьский день 1920 года переходил в безветренный вечер.

Мы – я, четырнадцатилетний подросток, и мой сосед Афанасий Евтихиевич, по-уличному просто Офоня – возвращались в деревню с полянок, где заканчивалась жнива овса, подгоняя стадо коров, идущих с лесных поскотин. Высокий, уже седой, сухощаво-жилистый бывший лейб-гвардеец, одетый в пестрядинную рубаху, холщовые штаны, служившие одновременно и за белье, и за верхнюю одежду, обутый в берестяные ступни, был колоритной фигурой среди жителей нашей деревни.

Семья Евтюхиных – как их называли и в нашей, и в соседних деревнях, была старого уклада – три брата, один из которых сводный, неженатый, бывший матрос, участник Цусимского морского боя, так и прожили всю свою жизнь без раздела хозяйства. Имея в хозяйстве семерых работников, земельный надел в три ревизских души, двух лошадей, шесть-семь коров с молодняком, полтора-два десятка овец, были хотя и не скорыми на дела, но трудолюбивыми, очень бережливыми, ведущими полунатуральное хозяйство, вполне обеспеченными по нашим деревенским понятиям. Отказывая себе во всём, что требовало траты денег, по копейкам, за десятки лет каждый из братьев в отдельности положил на сберкнижки в казначействе по сотне, а то и больше рублей, а это у нас считалось уже богатством.

Религиозные, не умеющие ни читать, ни писать (кроме сводного брата Степана Бутусова, который был грамотным и вел дневник в период морского похода из Балтики до Цусимы и составил описание очевидца военно-морской катастрофы эскадры), убежденные монархисты, политически абсолютно темные, ничего не поняли в тех изменениях, которые возникли для деревни после Великого Октября, умственно растерялись, да еще обиделись по поводу пропажи своих, пусть мизерных казначейских вкладов.

– Недели две тому назад наш Мишка (старший брат и поэтому главный хозяин в семье) ходил на сходку, – поведал мне не так чтобы словоохотливый Афанасий.

– Что за сходка? – спросил я. Пожалуй, я и не понял, почему старик говорит об этом мне – мальчишке, разве потому, что я был в деревне самым образованным – учился в Верховажье, в городском училище.

– Была она в лесу за деревней Каменная Дуброва в Верховье, тайная, были вызваны по одному из деревни разных волостей справные зажиточные мужики.

– Ну и что же?

– А то, что будет восстание, хотят сбросить теперешнюю власть с коммунистами во главе.

– Какая же власть будет?

– Об этом Мишка не мог ничего понять и не мог и рассказать, значит. Он ведь не больно у нас умен.

– Что же он еще рассказывал?

– По дороге от деревни Дуброва в лес, к месту сходки, два раза спрашивали как фамилия. Из какой деревни, куда идешь. Надо было говорить: ушла вот лошадь, кой день ищу – это вроде тайные слова, по которым допускали до места сходки.

Мой мальчишеский ум не воспринял сказанное соседом как важное, да вскоре и забылось оно. И только впоследствии я понял, о подготовке чего именно шла речь и в какие трагические события втягивалось население уезда. Очевидно, что лесная сходка была одним из организационных мероприятий по созданию кулацкого-эсеровского «Союза хлеборобов», втягиванию в его ряды новых членов, подготовка их, а через них и населения уезда к антисоветскому восстанию в удобное, подходящее для этого время.

Хлеба хватало не всем

Страна в те годы переживала трудное время. Экономика ее, доведенная до разорения четырьмя годами Первой мировой войны, а вслед за ней вооруженной иностранной интервенцией и гражданской войной, не обеспечивала материальных условий жизни населения и в городах, и в сельской местности.

Вообще-то население Вельского уезда не полностью обеспечивало себя хлебом за счет своего производства. Беда заключалась и в том, что количество производимого весьма неравномерно распределялось между прослойками крестьянства. В одних хозяйствах обеспечивалась круглогодовая потребность и значительные переходящие запасы, в других, а их было большинство, хлеба хватало на пять-шесть месяцев в году. Эта часть населения редко потребляла чисто ржаной хлеб, в него подмешивалась в значительной части овсяная мука, тертый или вареный картофель. Прекращение подвоза муки извне уезда, прекращение торговли зерном, обесценивание денег, считавшихся в эти годы на тысячи и миллионы рублей, ставили нуждающееся в пропитании бедное и частью среднее крестьянство в экономическую и моральную зависимость от зажиточной, кулацкой верхушки деревни, облегчали антисоветское ее влияние.

Конец заповедной рощи

Стремление к увеличению производства хлеба привело крестьян уезда, располагавших рабочей силой, к восстановлению в прошлом широко распространенного подсечно-огневого земледелия. Значительные площади подлесных земель вырубались, строевая древесина увозилась, мелкотоварник, дрова, лиственные породы леса, сучья и вершинные части хлыста подсушивались и сжигались. После пала несгоревшие древесные остатки подбирались и так называемая навина засевалась преимущественно рожью, частично ячменем.

Именно в эти годы крестьяне Верховской и частично Верховажской (Успенской) волостей почти сплошь вырубили, увезли сосну и лиственницу известной Кушпальской заповедной рощи, остатки ее сожгли и значительную часть пустили под производство зерна.

По легенде, Петр I, проезжая трактом Москва – Вологда – Архангельск, был удивлен качеством произрастающего между Чушевицами и Верховьем по правому берегу р. Вага леса. Корабельная мачтовая древесина, из хлыста которой выходило 4-5 шестиметровых бревен без единого сучка и задоринки – уж Петр I в корабельно-мачтовом материале разбирался основательно. Им было приказано рощу считать заповедной, рубку в ней воспретить, кроме лишь по заказам корабелов Архангельска, с сплавом вырубленного по рекам Вага и Северной Двине.

Положение вельской деревни осложнилось изъятием, причем немалого количества, зерна и скота в виде продразверстки, постоянным привлечением к выполнению трудгужповинности.

Не было в продаже сахара, чая, керосина, спичек, тканей, обуви. Особенно чувствительно ощущалось отсутствие соли – целыми обозами мужики уезда ездили с бочками в Тотьму, Леденск, привозили соляной раствор, заменявший в потреблении обычную поваренную соль. На всех этих трудностях, тем более с людьми, не принимавшими их происхождения, антисоветским элементам было нетрудно вести свою преступную для трудового народа игру, возбуждать население, изображая коммунистов, возглавлявших власть в стране, виной всех бед и недостатков.

За эсеров и кадетов

Отряд большевиков в Вельском уезде был очень малочисленным, причем большая его часть находилась в уездном центре. В Кулойско-Покровской, Верховской, да и других волостях уезда в период революции и последующие годы, вплоть до 1922-1923 г.г. не было партячеек, в Верховажье партячейка была численностью в три человека.

Идеологическое влияние большевиков на крестьянские массы нашей деревни было крайне слабым, цели и пути их достижения, программы РКП(б) для них были почти неизвестны. Культурные силы того времени были представлены лишь учительством бывших земских и церковно-приходских начальных школ. Большая часть учительства была склонна к взглядам эсеров и в среде своих учеников, как и среди взрослых, ориентировала именно на поддержку эсеров. Иное даже и представить трудно – в списке №2, под которым шли эсеры на выборах в Учредительное собрание, наряду с Керенским, Спиридоновой и прочими «правыми» и «левыми» эсерами значилась фамилия учителя Угренгской школы Ивана Ивановича Галкина, уроженца Нижне-Устькулоя (12-15 километров от Вельска). Хорошая приманка для учительства, для утверждения престижа эсеров в умах населения уезда!!!

Многочисленное духовенство – в уезде действовала почти сотня церквей и при этом не менее полтысячи священников, дьяконов, псаломщиков, дьячков, не говоря о прочей церковной прислуге – если и не призывало прямо к возобновлению абсолютной монархии с единовластием самодержца-императора России, то усердно проповедовало приоритет партии кадетов, октябристов и прочих реакционеров.

Мне памятно одно из собраний граждан Терменгского общества (до сих пор к ним обращались «православные, земляки») – по поводу выборов в Учредительное собрание. Толпа собравшихся благосклонно слушала ораторов от эсеров, кадетов, но когда, вскочив на стол президиума собрания, выступил приехавший то ли из Петрограда, то ли из Вологды рабочий В. Дунаев с призывом голосовать за список большевистской партии, возглавляемый В.И. Лениным, поднялся свист, улюлюкание, оратора столкнули с неподходящей трибуны, угрожая физической расправой.

Кадры, возглавлявшие власть на местах, нередко даже не сочувствовали мерам вышестоящих органов той власти, политику которой они должны были проводить. Защищать, убеждать в ее справедливости.

Расслоение крестьян

Крестьяне Вельского уезда были относительно малоземельными, однако во владении верхушечной зажиточно-кулацкой его части были сосредоточены вдвое-трое, а то и большие землевладения, в том числе и надельно-душевого, особенно же подворно-захватного. Также неравномерно размещались среди крестьянских хозяйств посевы и скот.

В статистическом сборнике Вологодской губернской земской управы, том четвертый «Вельский уезд», издание 1912 года, мы находим такие цифровые материалы, которые ясно свидетельствуют о проникновении и развитии капитализма в сельское хозяйство вельской деревни, ее дифференциации (расслоение на кулацко-зажиточную, середняцкую и бедняцко-батрацкую прослойки). В самом деле:

– безземельных и имеющих только до 5 десятин всякой, в том числе неудобной земли было 6,3% от всех дворов;

– хозяйств, имеющих удобной и неудобной земли по 30 и более десятин – 25,6%;

– хозяйств без посева и сеющих до 2 десятин от всех дворов в уезде – 23%;

– хозяйств, имеющих посевы более 6,1 десятины – 8,7%;

– безлошадных хозяйств – 12,4%;

– хозяйств с двумя, тремя и более лошадьми – 25,2%

– бескоровных – 18,25%

– хозяйств с четырьмя и более коровами – 22%.

Влияние «бывших»

Экономически мощные хозяйства, тем более в прошлом эксплуатировавшие наемный труд, радели за возврат старых порядков, экономически и внеэкономически давили, воздействовали психологически на остальную часть деревни, поскольку располагали еще неизъятыми материальными ресурсами и былым, часто беспрекословным, подчинением необеспеченных или малообеспеченных своих соседей.

Характеризуя социальную базу участников антисоветского восстания, следует иметь в виду реакционное влияние на умы населения разного рода «бывших». Бывшие чиновники удельного ведомства и его лесной охраны с их привилегированным материальным положением, земские гласные, чины полиции, купцы и торговцы, обогащающиеся в результате «своего предпринимательства», конечно, не были пассивными в создании психологической подготовки антисоветской авантюры.

Возвращаясь к роли в организации восстания подпольной лесной сходки «избранных», необходимо отметить принятие ей тактики массового устрашения людей.

– Хозяйство, члены семьи которого не направили кого-либо для участия в восстании, лишаются земельного надела, то есть фактически источника материального существования. Тут и не хочешь, да пойдешь!!!

– Неучаствующие в восстании подвергаются всеобщему осуждению, то есть обрекаются на жизнь в обстановке остракизма, изоляции от общества.

– Начинать восстание по набатному звону церковных колоколов. Начало набатного звона по указанию центра восстания через конно-нарочных, назначаемых для каждого общества и прихода.

– В начальной стадии восстания не вооружаться, кровопролития избегать – оружие будет применено при сопротивлении властей и при полном развороте повстанческих действий.

Фотография к статье - из домашнего архива семьи Шутовой З.Н., датирована 1920 годом. На ее лицевой стороне надпись «Политики Н. Яшин, Михеевский, Мальгин». На обратной – «Николаю Арсентьевичу Яшину, как члену “Совета по отражению польских панов”. Член Совета М.Мальгин, 27 V 20 г.» Есть предположение, что это бывшие красноармейцы, которые участвовали в восстании на стороне мятежников

Продолжение следует

Читайте также:

Агроном, директор, краевед

100 лет Мартовскому восстанию крестьян в Вельском уезде